Метка: Жизнь

Восемнадцать ноль ноль, понедельник еще —
Я уже ни какой, мне уже хорошо.
От чего хорошо — виски, кола, трава.
Почему хорошо — не болит голова.

Не болит голова от текущих проблем.
Не болит голова — где когда я и с кем.
Не болит что повсюду гуляет КОВИД.
Завтра будет болеть. Завтра пусть и болит.

2020

Ты за все в ответе, капитан.
Отвечать придется лишь тебе.
Отвечать за тех кто утонул —
Тех, кто плыл с тобой на корабле.

Отвечать за тех кто заплатил —
Кто купил несчастнейший билет,
Кто свою судьбу тебе вручил,
Тех, кого в живых уж точно нет.

Ты же был обязан их спасти,
Ты же в океане Царь и Бог.
Сможешь эту ношу ты нести —
Должен был помочь — а не помог?

Ты за все в ответе… Только ты!
Не увидел сильный ураган.
Не сумел людей своих спасти,
Будешь вечно проклят, капитан.

2019

Вискарь закончился — пойду поставлю чай.
И чай расскажет мне — давай бухать кончай.
Как ни крути — придется чай употреблять.
Вискарь закончился — и негде больше взять.

 

2021

Да, я алкоголик! И я это знаю!
Нет, я не пью — я конкретно бухаю!
Пока что могу себе в этом сознаться,
Но только пока не успел набухаться…

Себя убеждаю — что брошу легко я,
Лишь после того как спиртное открою,
А после второй забываю про волю,
Мне волю собой заменяет спиртное…

Время так быстро от нас убегает,
Оно нас не видит, не знает о нас.
А мы — о бессмертии тихо мечтаем
и верим что жизнь — не какой ни будь час.

1997

Я приехал в Москву из Тульской области осенью 2001 года. У меня с собой были запасные джинсы, старый свитер, около 500 рублей и большая надежда. С этим багажом мне предстояло зацепиться и укрепиться.

Начинал работать как охранник в детском саду, платили 1500 руб. за 2 недели, а на носу зима — помимо того что надо было что то жрать (даже картошка в магазине мне казалась пиздец дорогой) — было просто необходимо купить мало-мальски теплую куртку.

Пока я работал в детском саду — познакомился с не очень красивыми, но очень испорченными телеканалом MTV и старшими подругами девчонками, с одной из которых, самой некрасивой, я потом прожил полтора года. Но это потом. А сейчас — пришла холодная зима.

Меня выгнали из охраны за долбоебство и распиздяйство (мне было 19, а что еще можно делать в этом возрасте?) и я оказался зимой без крыши над головой и без минимального дохода, на который можно было бы хотя бы купить поесть. Зимнюю куртку я так и не купил…

Когда мне выдали последнюю зарплату — я ее сразу проебал в ближайшем кабаке, попробовал настоящий джин с тоником, сходил на дискотеку,  после чего у меня осталось 400 рублей… За 400 рублей я потом купил тонкую осеннюю курточку, в которой собирался перезимовать на улице…

Так как меня выгнали из охраны детсада — ни ночевать, ни положить вещи ( которых у меня и не было — у меня нет ничего, кроме себя самого), пожрать —  (в детсаде меня иногда подкармливали) — было совсем негде. Остался знакомый охранник, такой же как я, в детсаде, откуда меня выгнали. Андрей.

Раз в день он оставлял мне тонкий ломтик белого хлеба с тонким слоем сливочного масла и горячий чай. Заходить в детсад днем я не мог — я же уволен, я приходил вечером. Днем я коротал время на улице — пытался зайти в подъезд, когда житель подъезда, заходя или выходя, открывал кодовый замок. Вечером я приходил в детсад — и мой знакомый Андрей меня пускал переночевать. Так как у меня была всего лишь тонкая осенняя куртка, а на дворе уже декабрь с его минус 20 — возвращение в теплое помещение и маленький бутерброд с горячим чаем мне казались раем.

Спустя полтора месяца, мой знакомый Андрей закрыл смену и уехал к себе домой. Я оказался на улице в полном смысле этого слова. Попадать в метро получалось почти всегда — перепрыгнешь турникет и бежать! Садишься вечером в вагон, катаешься несколько кругов, а потом поезд загоняют на ночную стоянку — и я там остаюсь.

Конечно, сотрудники метрополитена обходили все вагоны перед ночной стоянкой, но я их уговаривал оставить меня в покое, объясняя свое бедственное положение. Они, видя что я не БОМЖ (в смысле опустившийся, потерявший надежду, ничего не хотящий делать и главное — страшно воняющий) — разрешали мне остаться в теплом вагоне на ночь.

Несмотря на то, что я смог найти где ночевать и греться — жрать хотелось не меньше. Я старался найти любую работу, спрашивал у сотрудников, даже у прохожих… И конечно писал стихи, так как лишения и голод — лучший друг поэта…

Я находил разовую работу, типа погрузки-разгрузки на Курская-товарная, где знакомился с людьми и они мне помогали. Был даже случай, когда на меня обратила внимание хозяйка железнодорожного вагона, который я разгружал. Она была не очень молода и не очень красива, но в квартире ее было тепло и сытно, жаль что всего неделю.

Потом снова улица… Холод и отсутствие еды. Вы знаете, что думает человек, когда очень хочется жрать? Когда тебе грозит голодная смерть? Знаете, как начинает работать голова, когда жизнь висит на волоске? Мало кто знает.  Я тусовался рядом с палатками шаурмы, всеми правдами и неправдами выпрашивал у покупающих — хотя бы кусочек, удавалось не всегда, но как говориться, каждый десятый — что то давал. Пол шаурмы, пирожок, и главное — горячий чай. Люди тогда еще не были так толстокожи и помогали мне, совсем не напряжно для них, но очень важно для меня.

К концу января я заболел. Температура поднялась до 40, сказалось ношение тонкой курточки в мороз и скудный рацион питания. Я позвонил через телефон-автомат (мобильные тогда были только у богатых) той самой девушке, которая была не очень красива, но очень смела и настойчива. Она меня, полумертвого, приволокла домой, где была мама-вдова и двое братьев, один из которых был младшим — совсем еще пиздюк, а старший был на тот момент меня старше лет на 5.

Меня выходили. Мама этой девочки и сама эта девочка спасли мне жизнь.  Меня вылечили, откормили, воткнули на работу. А дальше я смог сам. Потому что я для этого приехал — чтоб можно было сказать про себя — я смог.  Что дальше — уже не так интересно, но все получилось.

Но стихи за это время были написаны потрясные. Вот один из них:

Огни большого города

Огни большого города —
Холодные огни.
Средь пыли, грязи, холода
Шатаюсь я один.
Голодный, неприякаянный,
С несбывшейся мечтой —
Что буду я когда ни будь,
Кому ни будь — да свой.

Любая попытка человека стать вровень со своим создателем будет неудачной.
Дар в чем-то одном дает большие минусы во всем остальном.
Глухие лучше видят, а слепые лучше слышат…
Но слух не заменит слепому глаза, а глаза не заменят уши глухому.

Я уже не смогу стать звездой —
Ведь уже не такой молодой.
Я уже не смогу так гореть —
Чтоб светить, очаровывать, греть!

Я костер, что уже отгорел,
Далеко позади мой предел.
Позади, все что сделать успел.
И уже не хочу новых дел.

Нет задора, нет тяги вершить.
Остается лишь жить. Тупо жить.
Не вернуть мне гормонов накал,
Я с годами от жизни устал.

Но остался еще дров запас,
И костер мой еще не погас.
Может этот запас не жалеть?
Чтоб недолго, но ярче гореть?

Что поет душа поэта?
Что звезда упала где то???
Нет же, песня не о том —
А о том, как мы живем!

Может, от того проблемы —
Что забыли чувства все мы?
Может от того все беды —
Что так жаждем мы победы???

Когда мне говорят тормози — я это воспринимаю как «дави на газ».
Жги все то что есть. Держите меня люди! Не плачь любимая, я жгу!
И мой тормоз — опустевшая бутылка и выкуренный косяк.
Только когда заканчивается кайф — во мне умирает поэт.
Для того чтоб снова родиться завтра!